Жив соби одын чоловик. Вин занимав ся охотою, стриляв усякого звиря и з того жив.
Вин умив дуже гарно охотнычать, — так гарно, що колы ны пидэ, що ны побаче,
бызпрыминно вбье!
И собака у його була така, що ничого ны боить ця; чи на вовка,
чи на выдмэдя — ничого ны злякайиць ця! Николы нэ случалось з ным так, щоб пишов на охоту и ничого ны прынис
— бызпрыминно набье цилу кучу усякого звиря.
Люды про його казалы, що вин таки молытвы знае,
що на його усякый звир бижить и птыця лытыть. Раз пишов цей чоловик на охоту; ходыв-ходыв цилый дэнь, а ны бачив ниякого звиря и ниякой птыци.
— Що,— дума вин,— за оказия! Зроду николы цього ны було. Це, мабуть, хто-нэбудь на зло заворожив.
И зачав той чоловик молытвы читать, яки знав. Тилькэ прочитав, дывыть ця пырыд сэбэ:
ныдалэчко гора, а в тий гори е щеля, що росколола йи на двое, як ворота.
— Давай,— думае охотнык,— пиду, подывлюсь в оцю щелю, и як що й тут ничого ныма, так пиду мабуть до-дому.
Пидийшов той чоловик
до щели та як заглянэ, аж там — Боже ты мий! — скилькэ того звиря! И вовкы, и выдмэди, и лысыци,
и зайци, и всякый-всякый звирь, тилькэ вовкив, здавалось йому, було там найбильше, а посырыдыни
сыдыть на билому кони святый Гэоргий. Глянув чоловик той, злякавсь дуже, та хотив тикать видтиль,
колы святый Гэоргий и каже:
— Э, ни, постой, чоловиче, ны тикай, а йды-лыш сюди.
Ничого робить тому
чоловикови — пишов до його. От святый Гэоргий и каже:
— Дывысь, чоловиче, скилькы ты мыни
звиря пырывив уже, тилькэ половына зосталась! А всэ выновата ота твоя собака! Убый йи зараз!
— Коли ны хочиш,— каже Гэоргий,— так я скажу своим двом найбильшим вовкам, ныхай воны
йи розирвуть.
От выскочив одын сирый-сирый вовк та й кынувсь до собакы; тилькэ та ны довго з ным вовтузылась:
зараз його за вьязы та об-зэмлю, — то вовк и здох! Выскочив другый билый вовк, — вона й того так,
як пэрвого задушила. Розсэрдывсь св. Гэоргий, та й крычить:
— Зараз, чоловиче, убый твою собаку з ружжа;
а як ны вбьеш, так ны выйдыш видсиль: — Тибэ тут звири розирвуть!
Зидрав чоловик з собакы коло шии шкуру, — аж у нэй кругом шии дви гадюкы обмотани,
так и сычать; а як зидрав шкуру з вовкив, так там тилькы по дви жабы. То, кажуть люды,
вовкы дуже сыльни, як по дви жабы в их, коло шии: цых вовкив нияка собака ны бырэ.
Тилькэ й вызьмэ их така собака, у котрой коло шии намотани дви гадюкы.
Така собака звэть ця ярчук. От тоди св. Гэоргий и каже:
— Ну, добрэ ты зробыв,
чоловиче, що мэнэ послухав: тыпэр ты упьять будыш добрэ охотныкувать, и впьять на тэбэ звирь пидэ.
Дикарев М.А. "Чорноморськи народни казкы и анэкдоты"
Салдат и мэртвякы.
(правопыс автора)
У нас, у Павливський станыци, салдат е, росказуе, як вин ходэ хрыстосувать ця з мыртвякамы.
— Набыру, — каже, — багато пысанок у кышеню, та як ото дочитають ця до Хрыста, я й пиду на кладовыще, и пороскладаю ти крашанкы по могылках. Тоди говорю:
— Хрыстос воскрэс!
Колы впэрвэ скажу — воны мовчать, и вдругэ скажу — мовчать, а як в-трэте скажу:
— Хрыстос воскрэс!
так наче витэрэць подуе мымо тэбэ:
— Во истыну воскрэс!
Тоди вин знов пидэ до вутрыни. Як посвятять паскы, вин оддае паску жинци, щоб до дому однысла, а сам знов идэ на кладовыще: так, каже, вже ныма тых крашанок.
Вин ище росказуе, як псалтыр читав над мэртвяком. Ишов вин с службы, прыйшов у одну хатыну, попросыв ся ночувать, а там мыртвяк лыжить. Жинка попрохала його почитать псалтыр. Став вин читать, а жинка выйшла с хаты, пишла на хутир (ныдалэко був од цый хаты).
Читав вин, читав, колы зырк у гору, аж там коло сволока стылына зирвана. Вин зараз догадав ся, що це калдун (чи як их там называють). Вин до двырэй, хотив утикты, колы двэри з-надвору пидпэрти.
Що тут робыть? Никуды вылизты! Вин подумав-був кочиргою одбывать ця од мыртвяка, як устанэ; так од його кочиргою ны одобесь ся. Вин тоди сив коло порога, закурыв люльку, аж свиту божого ны выдно, а в руках псалтыр дыржить.
Колы дывыть ця: встае той мыртвяк та до його та як ухватэ його за полу — так и одшматував усю полу. А той салдат як опырище мыртвяка по голови псалтырэм, той мыртвяк зараз и простяг ся, и бильш уже ны вставав.
Дикарев М.А. "Чорноморськи народни казкы и анэкдоты"
Плэминнык пэрэхытрував дядька-злодия.
(правопыс автора)
Ишов плыминнык з дядьком у Кущивку на ярмарок занимаць ця крадижкою. Идуть вони, и каждый про сэбы дума: дядько дума, шоб плыминныка пырыхытрыть, а плыминнык — дядька. От воны пидходять пид царыну, блыз пашни, дывляць ця: мужик стоить, попасуе волыкы, а на вози лыжало козыня (выдно, що в ярмарок виз продавать). Плыминнык и каже:
— Давай, дядьку, украдым оце козыня!
Дядько й каже:
— Як же мы його украдым, як вин биля воза сыдыть?
Плыминнык и каже:
— Та мы його й на дорози украдым. Ты, дядьку, быры одын чобит, та одийдыш на пив-вырствы та й положиш на дорози, а я другый положу блыжче.
Так и зробылы: дядько пишов упэрэд и положив чобит на дорози, а сам сховавсь у пашню; а плыминиык узяв свий чобит, вымарав у грязь и положив спэрэди мужицкого воза, сажнив за пьяддысят, а сам тоже сховав ся.
Мужик пидпас волыкы, заприг, и идэ соби з Богом. Выижжа на дорогу, гульк — лыжить чобит. Вин подывыв ся та й каже:
— Ныхай йому бис! Вин увэсь у грязюци: ны хочу я його брать!
И пойихав соби. Пидьижда дальши, — колы лыжить другый. Вин и каже:
— Це-ж тому пара!
Та скорий одприг одного волыка. И взяв скынув на виз чобит, та й каже:
— Побижу, визьму и той! И побиг назад
А плыминнык уже його подобрав и сховавсь у пашню. Мужик добиг до того миста, гульк! — ныма чобота. Вин и каже:
— Що це за бис?
И вырнув ся назад до воза. А дядько уже взяв и той чобит и козыня з воза, и сховав ся у пашню. Прыходыть мужик до воза, глядь — ныма ни чобота, ни козыняты, та й каже:
— Оце так продав!
И заприг волыка, и пойихав назад до-дому. А дядько из плыминныком зийшлысь умисты, и пийшлы у блыжний лисок, и там заризалы козыня, и жарять. Дядько и дума:
— Як бы його вкрасты жарыного козыняты соби на дорогу; а плыминнык соби дума пырыхытрыть дядька. Потим стала козлятына совсим поспивать; дядько и каже плыминныкови:
— Возьми оцю трыбуху, однысы подальши, щоб хто ны наскочив та ны пиймав нас.
А сам и дума:
— Як вин пидэ, так я козлыняты заховаю соби в торбу.
А плыминнык змитыв його думку, та скорий за трыбуху и потяг у лис, та й выризав добрый дубэць, та й давай по й лупыть, а сам крычыть на всэ горло:
— Ай, ны быйтэ мынэ! Це ны я вкрав, це дядько!
А дядько пидчув, та як бросыть казанок с козлятыною, а сам тикать быз оглядкы. А плыминнык прыйшов, сив гарно биля казанка, и пойив всю козлятыну, и пишов соби дальши
Дикарев М.А. "Чорноморськи народни казкы и анэкдоты"
Од гроший люды пропадають
(правопыс автора)
Пас чабан вивци, и найшов мишок гроший та й давай його быть гырлыгою. А по тий дорози йихав пан з двома кучирямы на-козлах и побачив та й каже:
— А ну, спыны коный та пидить одын спытайты, що то вин бье.
Кучир пишов. Прыходыть до чабана. Поздоровкавсь и пыта:
— Що ты тут бьеш?
Чабан:
— Та що! Гроши! Бо од ных люды пропадають.
Кучир пишов и сказав панови:
— Каже, що вин бье гроши!
Пан и каже:
— Пиды, попросы: може, вин мыни их оддасть.
Кучир пишов и каже:
— Барын просэ, щоб ты йому оддав гроши.
Чабан:
— Быры, та тилькы скажи и панови так, що за их люды пропадають.
Кучир узяв мишок и понис, положив на коляску, и поихалы дальши. Йидуть кучира и балакають:
— Давай убьимо пана, то будэ наш мишок гроший.
И так и зробылы. Звырнулы у лисок, убылы пана и укынулы у щель, а самы поихалы дальши. Пидьижжають пид город, и там пид городом ныдалэко выпряглы кони годувать. Одын кучирь и каже:
— Ты сидай на коня та поганяй у город, купыш кой-що пойисты, а я тут постою, пидожду тыбэ.
Той сив на коня, и пойихав у город. Накупыв кой-що йисты, и купыв мняку паляныцу хлиба. Та взяв та й купыв пузырок яду и обмазав хлиб и дума:
Прывызу я, то вин найисць ця цього хлиба, то й пропадэ, то тоди будэ мий мишок гроший. И сив на коня, пойихав. Пидьижжа блыз коляскы, а той и подумав:
— Давай я його убью: тоди будэ мий мишок гроший.
Той пидьйихав блызэнько, а цей узяв ружжо и убыв його и одтяг гэть подальши, а сам вырнув ся, и сив обидать. И вкусыв того хлиба, и сам там пропав, и так осталысь гроши, нихто нымы ны попользувавсь.
Дикарев М.А. "Чорноморськи народни казкы и анэкдоты"
Цыган — монах
(правопыс автора)
Прыйшло ся раз циганови так скрутно, що ничого йисты и взять нидэ. Миркував вин соби, миркував, и надумав ся заступыть у манастыр, бо там и кормлять добрэ, и роботы ныма ниякой. Прыпало йому заступыть туды самэ на масляну, и йому здалось дуже гарно там жить: и сьогодни блынци и завтра блынци, и писля-завтра тэж, и так чотыри дни.
Прыйшов пист, тягнуть уже цигана дрова рубать. Рубае вин дэнь зранку до вэчира, руба и другый и трэтий, а йисты манахы ны дають ани кришечкы, и самы ничого ны йидять. На трэтий дэнь, у обидьну пору, сив циган на дрывытэнь и жуе соломыну. А тут мымо його проходэ ыгумын и пытае:
— Що ты тут робыш, раб божий?
— Та соломыну жую, щоб ны забуть, як добри люды йидять!
— Потырпы, раб божий, завтра вже будымо йисты.
Писля того настановылы цигана в обход по манастырю чи-що. То вин прыходэ у-вэчири до ыгумэна и каже:
— Уже в нас, в манастыри, одын браччик з голоду окалубывсь!
А той йому:
— Ны кажи так, кажи: — Волыю божою одын з нашой братии умрэ.
Циган на другый дэнь прыходэ и докладуйэ ыгумынови:
— Волыю божою одын з нашой братии умрэ!
— Хто такый?
Пытае ыгумын.
— Собака чепный (на ланцюху)!
Ыгумын росэрдыв ся, и выгнав цигана з манастыря. Идэ наш циган, колы-це на-зустрич йому чоловик выдэ собаку на обрывочку.
— Здоров, добрый чоловиче!
— Здоров
— Куды ты собаку тягныш?
— Та до лису: хочу зависыть його!
— Ны выды його до лису (каже циган), выды його в манастыр: вин там сам здохнэ, и тыжня ны пырыживэ!
Дикарев М.А. "Чорноморськи народни казкы и анэкдоты"
Мужик, вовк и лысыця
(правопыс автора)
Ишов мужик полым из мишком черэз плэчи, из ципом пид рукою. Пидходэ блыз лису, чуе, що собакы у лису гавкають и дуже здорово. Колы-це — выскакуе вовк и бижить прямо на мужика. Мужик зразу отэтэрив, а дали и каже:
— Та вже-ж нэ зьзисть проклятый из-разу!
И вытяг цип с-пид рукы та й стоить. Вовк пидбига, и так наставыв свои очи и с ласкою дывыць ця на мужика. Мужик трохы зрадив. Вовк и каже:
— Спасы мэнэ од лютой смэрты: я тэбэ за це ны забуду.
Мужик ныдовго думавше, скынув мишок с плэчей, и вкынув його в мишок, та й пишов своим путэм, и понис його на плычах. И так пронис його пошты вэрст зо-дви. А потим вовк и каже:
— А ну-лышень пускай: буду тоби дяковать за тэ, що ты мэнэ нис.
Мужик звалыв мишок на зэмлю, розьязуе та й дума:
— Чим вин мэнэ будэ дякувать?
Вовк вылиз из мишка та й каже:
— Тэпэр я тэбэ зьзим!
Мужик и каже:
— О-так! Таскав скилькы, аж плэчи булять, та й ще нэдовольный, що я тэбэ спас от собак.
Вовк и каже:
— Що знай кажи, а я тыбэ изьзим.
Мужик и каже:
— Ны по-твоему, ны по-моему, а по-божому! Давай иты вмисти до трьох стрич: дэ кого стриным, и будым просыть, щоб розибрав наше дило!
Вовк согласыв ся. Идуть воны лисом, колы-це — пасэць ця кобыла. Воны пидходять до нэй. Мужик и каже:
— Здоров була, кобыла!
А кобыла лэдви пидняла голову та й каже:
— Здраствуйтэ!
Мужик и каже:
— Ты, може, пожила багацько в свити: розбыры наше дило: як нам буть, кому правым остаць ця, а кому выноватым буть. Я оцього вовка спас от розбойныкив, и пронис дви вырствы на плычах: а вин тэпэр хоче мэнэ зьзисты.
Кобыла и каже:
— Э, чоловиче, тэпэр стара хлиб-силь нэ помныць ця: я як була молода та робыла дуже здорово, так мэнэ вси любылы, а як стара стала, так мэнэ хазяин узяв та вывив у лис та й бросыв.
Мужик каже:
— Ходим дальши!
Идуть воны дальши, колы-се — бижить собака. Воны поздоровкалысь. Мужик и каже:
— Барбос, розбыры наше дило: я оцього вовка спас от собак, а вин тэпэр хоче зьзисты.
Собака и каже:
— Стара хлиб-силь ны помныць ця: я покы був молодым, так мэнэ хазяин любыв, а як старый став, так вин мэнэ и з двору прогнав. Идить соби с Богом!
Идуть воны дальши, колы-це — сыдыть лысыця. Мужик и каже:
— Розбыры наше дило: я оцього вовка спас от собак и пронис у цьому мишку вэрст дви!
Лысыця осмихнулась та й каже:
— Як раз и можна цьому стаць ця, щоб такый вовк улиз у цей мишок!
А вовк из-дура:
— Ни, влизу!
Лысыця:
— Та хоч хвист выдно будэ!
Вовк:
— Ни, я його пидкорчу!
Мужик наставыв мишок, вовк улиз и хвист пидкорчив. Мужик завьязав його и положив на зэмлю. Лысыця и каже:
— А ну, як у вас молотять?
Мужик начав ципом молотыть по мишку.
Лысыця:
— Як у вас на одльот колосся одбывають?
Мужик як розмахнув ципом и ударыв вовка, цип як отскочив и вбыв лысыцю, а сам пишов дальши.
Дикарев М.А. "Чорноморськи народни казкы и анэкдоты"
Попивна-царыця, Иван Ивановыч, руськый царэвыч и прыкрасна Анастасыя
(правопыс автора)
Жив у одному помисти пип с попадьою, и була в их одна дочка така вже красыва, що ны пыром опысать, ны в казци сказать. И от й уже стало восимнацьцять годив. Батько йи пип и начав пидлазыть до нэй, и хотив йи соблазныть. А вона сказала об тим своий матыри-попади.
Матэ — шо-ж робыть? Бильш нычого, як отпровадыть куды дочку из дому. Так як вона знала добрэ попа, свого чоловика, що вин як узнае, що вона похвалыла ся матэри, так и голову й одирвэ: то и посовитувала дочци своий бросыть их и пытты в другэ помисця, до йи родычив. И дочка на совит матэри согласылась. Взяла соби на дорогу кусок хлиба, и отправылась в дорогу, а маты йи поблагословыла.
Идэ вона цилый дэнь по стыпу, и вже от сонце заходэ, а ныма ныдэ никого, и по дорози ныхто ны встричавсь и ны обганяв йи. Вже сонце зайшло. Дэ-ж нучувать? У стыпи? На дорози, ны стоить, так як там мисто опаснэ: часто по ти дорози розбойныцьки шайкы ходять. Так вона и ришилась извырнуть из дороги и пырынучувать в стыпи.
Извырнула из дорогы. Идэ-идэ, колы стогы сина стоять. Так вона вылизла на одын стижок, вырыла кубэльце на самому вырху, помолылась Богу и заснула.
Прокынулась утром, аж туман налиг скризь по вси зымли, так що за два сажни нычого ны выдно. Куды-ж иты? Дорогы ны знаить, и ны прымитыла виткиль вона звырнула из дорогы: так вона сила та й сыдыть.
А в тэ самэ врэмя йиздыв на охоту Иван Руськый царэвыч. Дывыць ця: на стози щось за птыця сыдыть. Вин прыцилывсь из ружья, колы дывыць ця: женськый образ выдно. Вин сказав своим конвойным охотныкам, и ти навылы ружья, и тым покачуиць ця женськый образ. От воны и порышилы обхватыть цепом (усим розйихаць ця и кругом) уси стижкы. И як будэ злитать, то стрилять, а як ны будэ злитать, то пидьйизджать до стижкив. Так як поришилы, так и зробылы. Изьйихалысь уси до стижкив, и дывляць ця: колы на стижку сыдыть дивка.
Иван царэвыч пидьйихав поблыжче и сказав:
— Злизай из стижка!
А вона йому в отвит:
— Я б излизла, та боюсь твоих собак.
— Ничого: я тэбэ до зымли нэ допустю, — сказав царэвыч.
Вона тоди взяла и злизла трохы из стижка. Царэвыч пидьйихав конэм и пидхватыв, посадыв на коня, и став пытать:
— Видкиля ты?
Вона йому каже:
— Ны знаю.
— Як тэбэ звать?
— Ны знаю.
Ну бильш ничого було робыть. Так и подумав царэвыч, що вона, мабуть, як зайшла з малых лит, так и блукае, ны знаючи свого родства.
Прывызлы йи до-дому. Ну, так и порышилы, як на охоти найшлы, так и посадыть йи в звирыныць. Взялы и посадылы, и тоди ходять любуваць ця такым дорогым звирком. Просыдила вона там из год. От царэвыч задумав жиныць ця. Изьйиздыв багато государств, ну ны найшов красчой за свого звирка, що сыдыть в звирныци и поришив так, як уже вин и до жинытьбы трохы влюбывсь, то взяв на ий и жинывсь.
И от прошло писля жинытьбы його год. Вона забэрэминила и родыла сына, и назвалы Иваном. Тоди сказала видкиля вона, и сказала, хто в нэй батько и матэ, и дэ живуть. Царэвыч, ныдовго думавше, послав за попом свий экыпаж, щоб прывызты на хрыстыны батька и матир своей жинкы. А пип, як був сырдытый на свою дочку, так сам пойихав, а попади ны пустыв, и сказав там, шо вона болийить.
И от одгулялы хрыстыны, и пишлы вси гулять. А пип тым врэмям из гульни вырнувсь, и, як дочка його спала, а повывальня бабка дэ-то пишла, так вин узяв та того новорождэнного хлопця усього поризав на кускы и ножик той, що ризав, вкынув в карман свойи дочци, и отправывсь туды, дэ прогулююць ця.
А бабка, як прыйшла, то й наробыла крыку. И на крык избиглась уся царская дворня, и из гульни уси повырталысь и зробылы струс. И началы трусыть усих, у кого, може, найдуть або-ж ножик той, що ризало, або-ж други яки прызнакы. А пип сыдив-сыдив та тоди и каже:
— Та вы, господа, потрусить матирь пострадавшого, бо и на нэй надии мало, бо вона така, що, може, и сама це зробыла.
Тоди взялы и потрусылы уже саму царыцю, по указанию попа. Колы так: у нэй найшлы и ножик у крови в кармани.
И началы тоди судыть. Зобрав ся царский сынод. И осудылы прыкувать поризанного хлопця, так як вин ище грудный, то й до грудэй, и завызты в дримучи лиса, дэ ворон и косты чоловичиской ны занэсэ, и там скувать йи рукы назад, завьязать очи, и оставыть одну. Так усэ и зробылы, як суд осудыв.
От ходыть вона одын год и другый. Уже и повязка у нэй на очах изгныла, и вона всэ и бачить, а дорогы, куды выйты ны найдыть. А дытына прыкована на груди у нэй так так, як сьогодни заризанэ. А божий ангэл каждый дэнь прылитав и всэ кормыв йи.
И покэ вона ходыла, покэ найшла дорогу. Дывыць ця, аж шо-то ныдавно пройихало, и гадючиня, як колысом пырыйихало, так воно и лыжить задавлэнэ. Вона тоди стала и дывыць ця та й каже:
— Тож, мабуть, и гадюци так жалко своей дытыны, як мини.
А в тэ врэмя прылизла и стара гадюка, и прынысла в роти якый-то лыстык, та взяла та й поводыла тым лыстыком по гадючиняти, и воно ожило, стрюхнулось та й полизло вслид за гадюкую.
Тоди вона взяла и начала доставать той лыстык, брошиный гадюкую, и покэ лазыла, покэ-такэ той лыстык пиймала миж пальци. И як-тикэ пиймала той лыстык миж пальци, так у нэй оковы из рук опалы. Вона тоди взяла поводыла тым лыстыком по своему прыковануму до грудэй, и с його оковы опалы, и вси раны зажилы. Вона ще потэрла, так воно и ожило, струхнулось та й каже:
— Ху, як я довго спав! А матэ тым врэмэнэм росказала, як вин спав. И покэ выла той страшный росказ, покэ начало смыркать. А воскрэсший за ти тры часы росказу вырис в два аршины и сказав: — Ну, ничого, мамо, тэпэр ны пропадэм, а щоб ны опасно иты, взяв та й вырвав пятылитню дубыну.
И пишлы тоди воны тиею дорогою, по котори вона ище из ным мэртвым ишла. Колы дывлять ся: огоньок блыщить.
— Ну, ходим, мамо, туда!
Пидийшлы блыжче, вин и каже:
— Ну, постий, мамо, тут, а я пиду, узнаю, хто воно тут живэ. Може, це ныдобри люди.
И пишов.
Пидходыть до викна, колы дывыць ця в викно, аж там за столом сыдыть пьять змийив, и идять на столи чоловика, ныдавно задавлыного та ще и балакають:
— Ну оце вже одну дэрэвню выйилы, и оце послиднього дойидайим, а завтра дэ-ж мы возьмым на сниданьня?
А Иван як почув, що ще и на сниданьня нужно, розгорилось сэрце багатырскэ, та так и влытив в хату. А воны як побачилы живого чоловика, так уси и засмиялысь:
— А мы, каже, тилько що балакалы, дэ возьмым на сниданя, а вин сам прыйшов!
Розсэрдыв ся Иван дужче ище. Як замахнэ тиею, шо вырвав, дубыною, так усих и положив. Тоди забрав их, ныдалэко от хаты позарывав в писок, тоди пишов, прывив матир.
— Ну, мамо, сказав, отут будым жить, покэ я найду дорогу для выходу из ций пустыни. А про змийив ничого й ны сказав. А як пырынучувалы, так вин на другый дэнь и пишов отшукувать дорогы, шоб выбраць ця из ций пустыни. И от идэ и идэ. Выйшов на поляну, дывыць ця: старык-дид выдэ коня, и каже:
— Здрастуй, славный багатырь Иван, русский царэвыч!
А вин йому и каже:
— Почьому вы мэнэ знайитэ, шо по имэни называйитэ?
— Цього — каже — Ны пытай; а на тоби оцього коня и йидь ты прямо оциею дорогою: там тыбэ ожидае свята Пятныця. И молысь Богу и святому Мыколаеви.
Аж тоди вин узнав, почому вин його по имэни называв: бо то був сам святый Мыколай. И як сив вин на коня, так за одын мыг улытив тысячи вэрст. Колы дывыць ця, на дорози встричае його свята Пятныця; поблагословыла и сказала:
— На тоби, сынку, оцю стрилу и лук и йидь, отбый у нычистого свою нарычену жинку прыкрасну Анастасию. Вона вже тры мисяци як находыць ця в нычистого на столитним дуби, у гнизди. И як выйидыш за оцю гору, так його будэ и выдно; и як станыш ты прыглядаць ця, так там будэ сыдить женщина, пиджавше колина — так то вона будэ сыдить, а вин будэ спать головою на йи колинах. Так ты ны дойизджай в 100 саженэй, и пускай стрилу в йи колина, и як есть попадеш його в голову.
Так вин и зробыв, як йому свята Пятныця сказала, и як пустыв стрилу, из дуба полытило такэ чудовище, що аж зымля затряслась. Вин тоди пидьйихав до того самого миста, дэ находывсь дуб, нычистого на огни спалыв, а прыкрасну Анастасию взяв с собою. И зайихав, взяв свою матир и пойихав в свое царство, и с Анастасиею повинчав ся, и задав такый пыр, що на свадьби гуляв вэсь мыр.
А царский сынод уже його ны прызнав за сына, потому що ныякых прав у його на то ны було. Ну, говорять наши диды и прадиды, що як умэр царь, а вин як вояка був добрый, а писля царя роду ныякого ны осталось, то його выбралы в цари, так шо Бог-такэ ны оставыв його быз награды и помощи своей за пырынысэни им мукы.
Дикарев М.А. "Чорноморськи народни казкы и анэкдоты"
Про змия та цигана
(правопыс автора)
В одним сэли жило багато людэй, а от того сыла нэдалэко находылась скота змия. Вин понадыв ся часто в сыло литать та людэй пожирать.
И так часть пойив людэй, а други, которы осталысь там, сталы думать, шо и им нэ мэнэт ця, и бросалы свойи домы,
уходылы в други миста, шоб спасты ся от змыя.
И сэло тэ осталось пустэ, тилько одын бидный мужик остав ся.
И от черэз нэсколько врэмэны заходыть у це сыло циган, и попав у ту хату, дэ находыв ся одын тилько мужик
Вин поздоровкав ся з ным и начав пытать мужика:
— Чого ты сам тут сыдыш?
Вин цигану сказав, шо сюды
понадыв ся змий, и пойив всих житылив, тикы я одын остав ся, та, пожалуй, и нам с тобою нэ мэнэт ця.
Циган каже:
— Хиба-такы нас вин обох пойисть?
А мужик каже:
— А ты думайиш, ни?
— А ны удавыт ця вин?
Тилько воны пэрэбалакалы, тут прылитаеть змий, и каже:
— Ага! Есть добыча: бросав одного, а тэпэр стало два:
будэть чим закусыть.
А циган каже:
— А може подавысь ся?
Змий потом каже:
— Хиба ты здоровише мэнэ?
— А ты думаеш, ни? — сказав циган. — А ну, давай, попробуем, хто кого здоровишей!
И
вот бэрэть змий той каминь, що муку мэлють, и як прыдавэ його так, що вин на части россыпав ся,
а циган каже:
— Так оце ты такый сыльный? Ты так прыдавы, шоб з його потыкла вода.
И бэрэть циган с полыци кусок сыру, и начав його давыть так, шо з його потыкла сыроватка.
Змий каже тоди:
— А ну, давай свыстить, хто кого дужче свыснэ?
Циган каже:
— Давай!
И вот змий як свысны, так з дырэвьйив посыпалы ся лыстя. Потом циган каже змию:
— А я дужче тэбэ свысну: ось завьяжи очи, а то, пожалуй, як свысну, то колы б воны
тоби ны повылазылы.
Змий завьязав очи, а циган узяв хлудыну, и як удары змия по голови,
той так и зарив. Потом начав змий просыть цигана бильше нэ свыстить, и дав обищание з ным побратать ця.
И вот воны побраталысь, и пишлы в свою хату. Змий сказав цигану:
— Давай поснидаем!
А циган каже:
— Так ничого!
Тоди змий сказав цигану:
— Пойды на стэп, и прынысы вола.
Циган пишов, найшов гурт волив,
и начав их ловыть и хвист до хвоста сьязувать. Змий ждав, нэ дождав ся, потом пишов сам, сказав йому:
— Чого ты так довго?
— Я хочу, шоб штук сто за-разом прытащить: тоди з нас хватыть на цилый мисяць.
Змий россэрдыв ся, ухватыв вола за хвист, стяг з його шкуру, звалыв соби на плэче и понис до-дому.
И сказав цигану:
— Ну, тэпэр нужно ище воды: быры волову шкуру та прынысы воды.
Циган взяв шкуру,
пишов до колодизя, положив шкуру, и начав колодизь обкопувать. Змий прыходы та й пытае:
— Шо робыш?
— Та хочу, шоб прямо совсим з колодизем унэсты в хату.
Змий ухватыв шкуру, набрав повну воды,
и понис, а циган пишов за ным слидком. Потом змий каже циганови:
— Нэма у нас ище дров: пиды в лис,
вырвы одын дуб и прынысы.
Циган пишов в лис, начав дубы обдырать та бычовкы плысты. Змий упьять
прыходы и начинает лаять цигана:
— Тэбэ куды нэ посылай, так ты як раз справысь ся. Для чого ты бычовку плытэш?
— Я хочу, шоб за-разом дэсять дубив вырвать, и понысты, шоб на быльше хватыло.
Змий вырвав дуб, и понис до-дому.
Заходыв ся змий варыть сниданя, наварыв, и просыть цигана йисты. Циган каже:
— Не хочу!
И сыдыть, нис нахнюпыв.
Змий прыньняв ся йисты и зьйив всього вола, потом пытаеть:
— Чого ты, брат, сэрдысь ся?
А циган каже:
— Того,
що як тоби нэ робы, а всэ нэ по-твоему.
— Ну, ничого!
сказав змий:
— Помырым ся.
И вот циган пэрыстав сэрдыть ця,
и просыть змия до сэбэ в гости. Вин согласыв ся, достав тройку коный,
и пойихалы до цигана в гости. Сталы дойижджять до шатра цигана. Диты побачилы, шо йиды их батько,
бижать йому на-встрич и крычать:
— Батько йиды и змия вэзэ!
Змий пытае :
— Шо воно такэ?
— То мойи диты.
— А чого воны крычать?
— Йисты хотять
Сказав циган.
— Чим же их гудувать?
— Нужно чим-ныбудь та гудовать; а колы нэ станы хлиба, то, пожалуй, и тоби нэ мэнэть ця.
Змий баче, шо дило нэ клэеть ся, тоди с повозкы, та — хода. А цигану осталась повозка и трое коный.
Дикарев М.А. "Чорноморськи народни казкы и анэкдоты"
Колысь жинка була старша вид чоловика
(правопыс автора)
Це було дуже давно, тоди ще, як Сус Хрыстос ходыв по зымли з святым Пытром. Раз святый Пытро прыстав
та й прыстав до Бога-Суса:
— Зробы, Господы, щоб на свити жинка була старше чоловика.
— На що — пытае Сус.
— Та, може, воно, Господы, лучче будэ, ниж тэпэр.
— Ну що ж, чи так, то й так, — каже Бог.
От и зробылось на свити так, що жинка стала старше чоловика. Ходять раз Сус Хрыстос з святым Пытром по зымли та й ходять, та й зайшлы у одын двир просыть ця пырыночувать.
Выйшов до йих чоловик (бо жинкы ны було дома: вона-ж старше — то й пишла куды схотила) та й пытае:
— А чого вам трэба, добри люды?
— Та мы просымо вашой ласкы: чи нызьзя будэ нам у вас пырыночувать?
— А, — каже чоловик, — я б и пустыв вас у хату, та боюсь своей жинкы, вона в мэнэ дуже сырдыта.
И ще як мынэ побье, то ничого, а то ще як бы й вам ны досталось!
— Та ничого, — каже Сус Хрыстос, —
чи побье, то й побье.
Ну, от и пустыв той чоловик их до сэбэ в хату. Ввийшлы св. Пытро з
Сусом в хату та й дывлять ця; а в хати скризь чисто-чисто та гарно прыбрано: усэ на своему
мисти та всэ до-дила положино. И стравы всякой наварыно та напэчино, тилькы, значить, ждэ той чоловик своей жинкы до-дому.
Посадыв той чоловик их за стил вычерять, дае им усякой йиды, а сам усэ погляда у викно,
чи ны йдэ його жинка. Та ны за сэбэ вин бояв ся, а бояв ся за гостэй. Повычерялы Сус Хрыстос з святым Пытром,
и положив их той чоловик пид лаву спать, та так, що Сус лиг у кутку, а святый Пытро з краю.
От чирыз скилькы врэмня прыходэ до-дому його жинка. Ище идэ на двори, а уже крычить та лае;
а як увийшла у хату, так такый пидняла крык, що нашим странныкам и свит став нымылый, ны ради булы,
що й зайшлы. Лыжать воны соби пид лавкою, трусять ця. От крычала-крычала жинка на чоловика та як зачала
быть його та волочить, так тилькы куря пиднялась по хати. Была-была, бросыла.
Колы глянэ пид лаву, аж видтиль выглядае святый Пытро. Вытягла вона його з-пид лавы та зачала и його быть.
Так уже-ж так была, так была, що вин з-роду ще так ны чув и ны бачив. Была-была святого Пытра та й бросыла
його пид лаву, а сама, мабуть, уморылась, та сила одпочить. Досталось сырдэшному Пытру на орихы!
От вин сховавсь пид лаву, та й каже Сусови:
— Господы, пусты мэнэ в куток, а сам ляж с краю, бо вона
ще й у другэ мэнэ быты мэ!
От и сховавсь Пытро у куток. Тилькы що вин там добрэ умостывсь,
колы жинка упьять до лавы та й загляда:
— А, каже, так там ще й другый е! Постой же,
я й тоби дам клочкы!
Та й тягнэ за ногы святого Пытра з кутка.
— Та ны тягны мынэ,
каже, я вже бытый!
— Брэшиш, сякый-такый, ты ще ны бытый!
Та й заходылась упьять коло святого Пытра.
Ны вытэрпив бидолаха такого знущеньня та як крыкнэ до Суса:
— Господы, зробы, щоб чоловикы булы старши!
Будь воны прокляти, оци жинкы!
